Фриман неприветливо кивнул.
— Вы также несколько раз пишете, что, с точки зрения эволюции, было бы расточительством развивать сложные контурные перья только для того, чтобы использовать их только для теплоизоляции. Таким образом, найденные образования, может быть, и являются перьеподобными, но это не настоящие перья. Вместо археоптерикса вы и ваша команда указываете на архозавра лонгисквама как на кандидата на пост предка птиц, правильно?
— Правильно, — Клайв более-менее взял себя в руки, но Анна видела, что все происходящее вовсе не доставляет ему удовольствия.
— Тогда давайте вернемся к научно-теоретическим проблемам, по-прежнему при условии, что вы согласны с тем кодексом научной последовательности, изложенным на вон том листе бумаги. Вы согласны с этими правилами?
— Да, — хрипло ответил Фриман.
— Вы можете объяснить мне, почему вы в двух статьях, первая из которых написана в 1995 году, а вторая — в 2002 году, скептически оцениваете найденные на лонгискваме перьеподобные образования и говорите, что эти образования имеют поразительную схожесть с растительным материалом, если в 2000 году вы подробно аргументируете, что именно эти образования показывают гомологическую связь между современными птицами и лонгисквамой? Растительный материал, профессор Фриман?
Фриман собирался что-то сказать, но Анна настойчиво продолжала:
— Заставляет задуматься уже сам факт, что вы вообще смело полагаете, что лонгисквама является архозавром — согласно остальным экспертам, это совершенно не доказано, и вы тем самым обнаруживаете весьма наивное понимание фальсификации. Недостаточно просто указать на птицеподобность лонгисквамы, это просто-напросто недостаточное основание для того, чтобы позволить лонгискваме сбросить археоптерикса с трона, — Анна бегло взглянула на Фримана и продолжила, зная, что Фриман вот-вот взорвется.
— Еще два научно-теоретических несоответствия в вашей аргументации относительно перьев, и я оставлю вас в покое. В статье, опубликованной в «Nature» за 2001 год, вы подчеркиваете, что невозможно установить, гомологичны ли перья хищных динозавров перьям современных птиц, потому что их невозможно подвергнуть биохимическому анализу. Но в другом месте, — Анна пролистала бумаги, — а именно в вашей книге «Птицы», изданной в 1998 году, на сто четырнадцатой странице вы сами себе противоречите, говоря, что «с научной точки зрения неправильно применять биохимический анализ для того, чтобы установить, имеют ли образования на лонгискваме животный или растительный характер», что для меня является ярким примером той непоследовательности, которая отмечает большую часть вашей аргументации. Вы позволяете весомости аргумента зависеть от конкретной ситуации, и это не соответствует общепринятым правилам науки, — теперь Клайв Фриман был мертвенно-бледным.
— И наконец, в 2000 и 2002 годах вы пишете в «Science» и «Scientific Today» соответственно, что невозможно представить, чтобы такие сложные структуры, как перья, могли развиваться несколько раз независимо друг от друга, что, по всей видимости, верно. Несоответствие тем не менее возникает в тот момент, когда вы несколько раз, в 1996, 1999 и 2000 годах, утверждаете, что другие, не менее сложные структуры, являющиеся общими для птиц и динозавров, например полулунная кость запястья, вполне могут быть результатом конвергентного развития. Разве это не противно здравому смыслу, что перья, по-вашему, не могут развиваться несколько раз независимо друг от друга, а полулунная кость запястья может? — Анна вопросительно посмотрела на Фримана.
— Еще что-то? — хрипло спросил он.
— Да, — сказала Анна, — я проследила ту же форму коренной непоследовательности и недостающих методических обоснований в вашей аргументации, посвященной вопросам стратиграфического разрыва, запястья, дужки, восходящего положения таранной кости, пальцев передней конечности и положения лобковой кости. Но мне кажется, что мое время истекло.
Еще несколько секунд ничего не происходило. Воздух не колебался, сердце Анны громко билось. Потом Клайв отодвинул стул и вышел.
Анна грузно уселась на опустевший стул Фримана. Она слышала, как хлопает дверь, как стихают шаги Фримана, чувствовала, как его поражение растворяется в тишине зала. Ее сердце не могло успокоиться очень долго.
— Выходите, Тюбьерг, — сказала она.
Она произнесла это негромко, прекрасно зная, что он стоит совсем рядом.
Анна с Тюбьергом посадили Карен и Лили на автобус № 18 на Ягтвай. Нельзя сказать, чтобы Тюбьерга очень радовала перспектива разговора с полицией, но Анна настояла на своем и помогла ему надеть куртку, как будто он был ребенком.
— Я вернусь через час, — пообещала Анна.
Карен взглянула на нее недоверчиво.
— Карен, я вернусь через час, — настойчиво повторила Анна. — Если вы сделаете тесто, я напеку блинов, когда вернусь домой.
Лили завопила от радости, и Карен оттаяла.
Когда автобус отъехал от остановки, Тюбьерг сказал:
— Я никогда раньше не видел вашу дочь, — и Анна ответила:
— Да.
Потом они пошли в сторону Беллахой и запрыгнули в автобус по дороге. Тюбьерг казался обессилевшим и все время щурился на свету.
Они сообщили о своем приходе дежурному и не успели присесть, как в дверь влетел Сёрен Мархауг и ошеломленно уставился на Анну и Тюбьерга.
— Привет, — сказал он. — Хорошо, что вы пришли.
Их рассадили по разным комнатам. Тюбьерг смотрел на нее со страхом, когда его повели давать показания, но Анна легко покачала головой. Все будет хорошо, сказала она беззвучно.