— Что случилось? — испуганно крикнул Сёрен.
Эльвира подняла заплаканное лицо.
— Иди сюда, солнышко, — сказала она, хлопая ладонью по дивану.
Вибе и Сёрен, уставившись на них, стояли как парализованные.
— Нет, — сказал Сёрен, — просто скажи, что случилось.
Эльвира больна. У нее опухоль под мышкой, которая дала метастазы в лимфоузлы. Она узнала об этом в тот самый день, сделать ничего уже нельзя.
В тот вечер они говорили о жизни, которую прожила Эльвира. Она сама так захотела. О летах, о сливах, о козленке Перле, которого они поили из бутылочки в саду за домом, о том, как Сёрен нашел ее обручальное кольцо в банке с клубничным вареньем. Они смеялись, пили вино и ели пиццу, за которой съездил Сёрен. Они зажгли свечи, и вечер закончился тем, что Кнуд и Сёрен настолько сокрушительно проиграли Вибе и Эльвире в «Trivial Pursuit», что Вибе предложила им потребовать обратно деньги за свое образование, которые были потрачены впустую. Ни разу за весь вечер они не упомянули о том, зачем пришли.
Катрине позвонила, когда Сёрен успел уже почти забыть о ее существовании. Он сидел на работе, было начало лета, с того утра в ее квартире на Х. К. Орстедсвай прошло уже месяцев семь. Лето было теплым и нежным, все свое свободное время они с Вибе проводили в саду на Снерлевай. Эльвира умирала. Три недели назад она слегла, она лежала на кровати в гостиной и таяла на глазах. Сёрен и Вибе так и не рассказали ей о разрыве. Они не смогли отважиться на это и решили подождать смерти Эльвиры. Ей нужны были положительные эмоции. Вибе съехала с квартиры еще в начале апреля, но к Кнуду и Эльвире они всегда приезжали на одном автобусе или на одной машине и брали друг друга за руки, ступая на дорожку, ведущую к дому. Они продолжали встречаться, как в своей старой квартире, так и в новой квартире Вибе. Было так прекрасно, странно и очень возбуждающе спать с Вибе на ее новой кровати, в спальне с яблочно-зелеными шторами и ковром в мелких цветах, почти как в самом начале отношений, когда они только познакомились. Они ходили в кино, как раньше, бегали по воскресеньям и даже съездили в Париж на длинные выходные. В их отношениях царил какой-то особенный покой, временное затишье. Вибе пару раз осторожно спрашивала, не передумал ли он, и он целовал ее в лоб и говорил, что она заслуживает лучшего, чем он.
— И твой ребенок тоже, — добавлял он.
Когда он понял, какая именно Катрине ему звонит, у него вспотели ладони. Первой его мыслью были кондиломы, второй — СПИД. Она неуверенно засмеялась и сказала, что его действительно непросто было разыскать, она ведь знала только, что его зовут Сёрен и он работает в Беллахой. Ее переключали на нескольких разных Сёренов, и она рада, что наконец-то нашла нужного. Она снова неуверенно усмехнулась. Потом она серьезно сказала, что долго не знала, стоит ли вообще ему звонить, «но мы с Бо решили, что все-таки стоит». Сёрен окончательно перестал ее понимать. Кто такой Бо? Это ее молодой человек, объяснила она, они познакомились вскоре после того, как Сёрен у нее ночевал, и вот только что съехались.
— Ну и Бо будет отцом ребенку, — сказала она наконец.
Наступила звенящая тишина.
Сёрен ничего не понимал.
Это был какой-то сюр.
Они коротко поговорили, потом он положил трубку, поднял ее снова, позвонил Вибе и предупредил, что задержится на работе, пусть едет к Кнуду и Эльвире одна, он присоединится к ним позже вечером.
— Что-то случилось? — спросила Вибе.
— Нет, да, — ответил он. — Работа, — соврал он.
Потом он дотерпел до конца самого долгого рабочего дня в своей жизни, совершенно не вникая в то, что делает. В пять часов он подъехал к дому на Х. К. Орстедсвай и позвонил в домофон. Табличка на домофоне была новая, под именем Катрине появилось другое, Бо Бек Вестегор. Наверху, в квартире Катрине, ситуация стала еще более сюрреалистической. Катрине была на восьмом месяце, у нее был красивый круглый живот.
— Мы очень ждем ребенка, — сказал Бо, прищурившись.
Кто-то как раз собирал столик для пеленания в углу гостиной, и этот кто-то безусловно старался. Катрине сказала, что биологический отец — Сёрен, и это совершенно точно, потому что с Бо она познакомилась только через два месяца после того, как узнала о беременности. Бо принял это спокойно, они же современные люди, и он любит Катрине. В начале они оба думали, что не стоит ничего рассказывать Сёрену, но по мере развития беременности засомневались. Они не хотят врать ребенку — а ведь если они скроют его истинное происхождение, они именно что соврут.
Сёрен не представлял, что думать. Он сидел с открытым ртом, паника прилипла к горлу, как ошметок помидорной кожуры. Бо продолжал. Сёрен должен был узнать правду, и ребенок тоже узнает ее, как только дорастет до того, чтобы ее воспринять. Они с Катрине считают, что ребенка только собьет с толку, если в первые годы его жизни вокруг будет вовлечено слишком много отцов. Сёрен же это тоже понимает, правда? Поэтому ему не обязательно платить алименты, разве что он сам очень хочет. У Бо есть своя фирма, которая торгует музыкальным оборудованием, а Катрине успела устроиться на работу в школе в Вальбю, и теперь они оплачивают ей декрет. Они с Катрине справятся. Более того, они хотели бы просить Сёрена быть тише воды и ниже травы и не вмешиваться особенно в их жизнь. До того момента, по крайней мере, пока ребенок сам не захочет познакомиться с биологическим отцом. Бо совершенно очевидно надеялся, что такого желания не возникнет никогда. Сёрен кивал, задавал робкие вопросы и снова кивал. Сошлись на том, что ему нужно время обо всем этом подумать. Бо выглядел довольным, когда провожал Сёрена до дверей.