Ханне наконец-то подняла взгляд, улыбнулась и помахала Анне рукой. Анна кивнула в ответ и вошла через вращающуюся дверь в двенадцатый корпус.
Отделение клеточной биологии и сравнительной зоологии занимало длинный коридор без окон, по обе стороны которого располагались кабинеты и лаборатории. Кабинет в самом начале коридора принадлежал Ларсу Хелланду, научному руководителю Анны, высокому худому мужчине без единой морщины — что очень странно для биолога, поскольку среди них не принято защищать кожу от солнца и ветра во время полевых работ. Его возраст — а ему было уже под шестьдесят — выдавали только белые вкрапления в мягкой бороде, растущая лысина и фотография улыбающейся женщины и дочери-подростка с брекетами на зубах на рабочем столе.
Анна была уверена, что Хелланд терпеть ее не может, — и это чувство было взаимным. В течение тех десяти месяцев, что он был ее научным руководителем, он так и не собрался с силами заняться этим руководством, говорил с ней отрывисто и всячески демонстрировал свою незаинтересованность, а когда она наконец прижала его к стенке и спросила о чем-то конкретном, он моментально съехал на отвлеченную тему и болтал ужасно долго, и его невозможно было остановить. В начале работы над дипломом это раздражало Анну, и она даже всерьез собиралась написать на него жалобу, но потом смирилась и просто пыталась избегать его по мере возможности. Даже в минувшую пятницу она положила диплом на его полку вместо того, чтобы передать его ему лично в руки, и четыре раза выходила проверить, забрал ли он его, прежде чем убедилась, что полка опустела.
Дверь в кабинет Хелланда была приоткрыта, и Анна постаралась проскользнуть мимо нее бесшумно. Сквозь щель в двери она успела рассмотреть часть кресла-шезлонга, края двух серых штанин, пару носков и один ботинок, валяющийся на полу подошвой вверх. Это было так похоже на Хелланда — все время, которое он проводил у себя в кабинете, он лежал и читал, окруженный Колизеем из книжных стопок и журналов, в ужасном беспорядке громоздившихся вокруг кресла. Даже те считанные разы, когда она пыталась добиться от Хелланда какой-то помощи, он полулежал перед ней, как вельможа, принимающий просителей.
Ой, кажется, он не один. Анна услышала приглушенный голос и инстинктивно замедлила шаг. Кто это с ним, Йоханнес? Или нет? Она навострила уши, чтобы понять, о чем они говорят, но слова разобрать было невозможно. Ну что же, узнает чуть позже. Анна прибавила ходу и пошла дальше по коридору.
Анна и Йоханнес делили кабинет. Йоханнес уже окончил естественно-научный факультет, но ему позволили сохранить за собой рабочий стол на кафедре, потому что он писал статью в соавторстве с Ларсом Хелландом, который был и его научным руководителем. Анна в подробностях помнила тот январский день — первый ее день на кафедре в качестве дипломника, — когда Ларс Хелланд привел ее в кабинет, где уже сидел Йоханнес. Анна сразу поняла, что они когда-то пересекались по учебе, и невольно подумала «о нет!», а потом сама удивилась своей реакции. Почему «о нет!», они ведь даже не разговаривали никогда. Все из-за того, что Йоханнес был странным и выглядел странно. Эти его морковные волосы и немного липкий взгляд за круглыми стеклами старомодных очков — казалось, что он постоянно на нее таращился. Первые три недели ее ужасно раздражало, что приходится работать с ним в одном кабинете. Его письменный стол, заставленный чашками с недопитым чаем, был похож на поле боя, он никогда не проветривал и не убирал и каждый день забывал отключать звук на телефоне, и хотя он извинялся, ее это все равно выводило из себя. Йоханнес же, казалось, был, напротив, чрезвычайно рад заполучить в свой десятиметровый кабинет соседку и болтал без умолку. О себе, о том, над чем он работает, о мировой политике.
Поначалу Анна сознательно держала его на расстоянии. Она вставала и шла обедать одна, хотя принято было спрашивать соседа, не хочет ли он составить компанию, на все его вопросы отвечала коротко, чтобы не дать ему повода завязать разговор, и без всякого энтузиазма встретила его восторженное предложение по очереди покупать сладкое к чаю. И все-таки Йоханнес не сдавался. Он как будто бы не замечал ее холодности. Он продолжал болтать и громко смеяться над собственными рассказами, приносил занятные статьи, которые ей, может быть, интересно будет прочесть, всегда заваривал две чашки чая, одну из них с молоком и медом, как она любила, и в конце концов Анна растаяла. Йоханнес был смешной и милый, он заставлял ее смеяться так, как она не смеялась уже… эх, да уже несколько лет. Йоханнес был блестяще одарен, а она позволила его странному внешнему виду ввести ее в заблуждение. Взгляд был вовсе не липким, как ей поначалу казалось, а внимательным и открытым. Как будто бы Йоханнес старался ей понравиться. Как будто бы то, что она говорила, имело значение и смысл.
— Ты что это, красишься? — удивленно воскликнула она как-то весенним утром, вскоре после того, как они стали друзьями.
Когда Анна вошла в кабинет, Йоханнес уже сидел за своим столом, в кожаных штанах и гавайской рубашке, волосы были зачесаны назад и уложены гелем, длинные белые пальцы застыли на клавиатуре. Очки увеличивали его карие глаза в полтора раза, поэтому, когда он взглянул на нее, никаких сомнений не осталось — вокруг глаз были следы косметики.
— Я гот, — сказал он с таинственной улыбкой.
— Кто-кто? — Анна поставила сумку на стул и посмотрела на него непонимающе.
— В пятницу мы очень круто зажгли. Я был в костюме женщины, — загадочно ответил он. — Я думал вообще-то, что смыл всю косметику. — Он поманил ее рукой: — Иди сюда, я покажу.