— Я не знаю, — ответила Анна.
Йоханнес отступил назад.
— Пойдем дальше, — сказал он и посвятил следующие пятнадцать минут объяснению введенного теоретиком науки Лорен Дастон понятия моральной экономики. Анна слушала и записывала, приятно удивленная способностями Йоханнеса к абстрактному мышлению, которые он демонстрировал.
— Ну, кажется, хватит на сегодня, — внезапно улыбнулся он. — Но давай-ка суммируем все, о чем мы сейчас говорили, — сказал он, глядя на нее серьезно. — И это сделаешь ты.
— Я?
Йоханнес кивнул.
Анна взяла свои записи и спрыгнула с кафедры. Все это вдруг стало похоже на экзамен, и она с громко бьющимся сердцем вытерла доску, взяла кусок мела и старательно повторила то, что поняла. К концу ее речи Йоханнес выглядел довольным.
— Узнай, соблюдает ли Клайв Фриман общие и незыблемые правила истинной науки. И если нет, — Йоханнес щелкнул пальцами, — тут-то ты его и возьмешь за жабры.
— А если да?
— Ну тогда тебе крышка, — рассмеялся Йоханнес.
Анна собиралась рассердиться, но вдруг заметила, что из этих объяснений родилось что-то ценное, едва уловимое, но сущностное. Что-то, с чем можно работать и двигаться дальше.
Следующие недели она потратила на то, чтобы подробно изучить работы Поппера, Куна и Дастон, и постепенно на первый план вышли два аспекта: во-первых, ученый, который сам себе противоречит, не имеет права называть свои теории научными и, во-вторых, ученый в любой момент времени должен быть в состоянии по существу обосновать все свои решения: почему он это принимает, а это отвергает.
Когда она снова вернулась к материалам птичьей дискуссии, угол ее зрения изменился. Она в сотый раз перечитала аргументы Клайва Фримана, которые оставались столь же гладкими, неопровержимыми и профессиональными, как и раньше, но теперь, к ошеломлению Анны, ей стало понятно, что научные предпосылки Клайва не выдерживают никакой критики. Чувствуя внезапное возбуждение, она взялась перечитывать его «Птиц», и теперь несоответствия вырастали на страницах, как грибы после дождя. Она победно ударила рукой по своему письменному столу и, когда Йоханнес, который как раз в тот момент вошел в дверь, посмотрел на нее вопросительно, поднялась и поцеловала его в щеку. Он глупо рассмеялся.
— Я не знаю, как тебя благодарить, — сказала она. Он пах чем-то темным и парфюмерным.
— Ну, — застенчиво сказал он, — ты наверняка что-нибудь придумаешь.
Двое шумных студентов прошли мимо кабинета и перебили ход мыслей Анны. Она потерла лоб, сожалея о сделанном. Вот как она отблагодарила Йоханнеса — наорала на него, хотя он ничего не сделал. Она попыталась позвонить ему на мобильный, но он не брал трубку. Анна оставила сообщение на автоответчике с просьбой перезвонить ей. Воздух в кабинете казался тяжелым и неуютным. Она пыталась позвонить и Тюбьергу, чтобы отменить их встречу, но тот тоже не брал трубку. Потом она возилась с приготовлениями к защите. В начале третьего она собралась и заперла за собой дверь кабинета. Йоханнес так и не перезвонил.
Она вышла в уличный холод и вдруг услышала стук по стеклу. Анна повернула голову и увидела Ханне Моритцен в окне ее кабинета.
— Мне зайти? — знаками спросила Анна. Ханне кивнула.
— Присаживайтесь, — сказала Ханне, когда Анна вошла в ее со вкусом обставленный кабинет. Анна уселась в удобное кресло, и Ханне протянула ей чашку чая, не спрашивая о том, хочет ли она чего-нибудь.
— Я, пожалуй, сразу перейду к делу, — сказала Моритцен, бросив на Анну взгляд. — Я хочу попросить вас об одолжении, и надеюсь, это останется между нами.
Анна кивнула.
— Вы же наверняка слышали о том, что случилось с Хелландом? — продолжила Ханне.
— Да, конечно.
— Хорошо, — Ханне испытала облегчение, это было заметно. — Вчера ко мне приезжал полицейский. Сёрен Мархауг. Я видела, как он заходил в здание и выходил из него, поэтому делаю вывод, что вы с ним знакомы. Такой высокий мужчина с короткими волосами и темными глазами, — Анна снова кивнула. — Он спрашивал, возможно ли, что эти материалы были взяты из моего отделения, и…
— Материалы?
— Да. Проглоттиды.
— Простите, я не совсем понимаю.
— Значит, вы все-таки не знаете, — сказала Ханне.
— Чего именно?
Ханне вздохнула и рассказала ей все, что знала сама. Анна была потрясена до глубины души.
— Кто же это сделал? — прошептала она.
— Я вообще не верю в то, что это кто-то сделал, — проворчала Ханне. — Все материалы находятся в моем ведении, и все, кому нужно работать с живым материалом, должны получить у меня допуск до того, как они получают к нему доступ, а потом должны предоставить подробный отчет о том, как именно материал использовался. Все это под строжайшим контролем, и занимаются всем этим те же люди, которые работают в лаборатории, коллеги, которым я доверяю, — она взяла лист бумаги и перечислила ряд имен. — Мы все работали с паразитами в течение всей своей карьеры, и мы очень осторожны. Кроме того, вся эта затея с тем, чтобы заразить кого-то созревшими яйцами, вообще требует определенной находчивости. Гораздо проще было бы толкнуть его под машину или даже застрелить, — сухо сказала она.
— Может, кто-то мог украсть материал?
— Нет, Анна, — голос Ханне на мгновение зазвучал раздраженно, потом она вздохнула. — Конечно, теоретически это возможно. Драгоценности королевского дома тоже теоретически можно украсть. Но это очень маловероятно. Нужно знать, как обращаться с материалом, иначе паразиты погибнут. Это все очень сложно, — она остановилась.