Когда они подошли к детскому саду, Анне пришло сообщение. Она полезла было в карман за телефоном, но отвлеклась из-за шума в раздевалке, где было полно детей и родителей. Лили убежала в группу и потянула одну из воспитательниц за юбку.
— Смотри! — закричала она. — Смотри! Это моя мама. Смотри, вон же она! — Лили указывала на Анну пальцем, и воспитательница вышла, чтобы разделить радость Лили.
— Смотри, у меня лев, — сказала Лили, выпячивая нижнюю губу. — Когда она начала так хорошо разговаривать? — У меня лев, у Антона носорог, а у Фатимы яичница, — сказала она, указывая на маленькие деревянные значки над шкафчиками в раздевалке.
— Скоро ваша защита? — спросила воспитательница.
— Скоро, — Анна удивленно подняла взгляд.
— Она по вам скучает, — тихо сказала воспитательница.
— У нее есть бабушка, — ответила Анна, запнувшись.
— Ну да, — спокойно сказала воспитательница, — но вы мама, и она все время говорит о вас.
Она развернулась на каблуках и вышла.
— Мне четыре года, — сказала Лили.
— Нет, солнышко. Тебе будет три года через пять недель, — Анна подняла в воздух пять пальцев. — А я заберу тебя сегодня в четыре, — она убрала один палец.
Выйдя из детского сада, она достала из кармана телефон и почувствовала, как по всему телу разливается облегчение. Сообщение было от Йоханнеса.
«Извинения приняты:) Мы не в ссоре. Мне просто нужно немного побыть одному. Целую. PS. Я был дома весь вечер и не заходил к тебе. Наверное, это какой-то другой твой поклонник:)».
Анна облегченно вздохнула. Йоханнес на нее не злился. Потом вздрогнула: кто же это был?
Она шла по направлению к двенадцатому корпусу, когда зазвонил телефон. Это была Сесилье.
— Нет, я сама ее заберу сегодня, — сказала Анна, прежде чем Сесилье поздоровалась.
— А, ну ладно. Ну что, привет, Анна, — обиженно ответила она и продолжила: — Просто мне сегодня было бы удобно. У меня отменилась встреча, и я могла бы ее забрать уже около двух. И ей не пришлось бы торчать там одной.
Анна вдруг закричала в трубку:
— Я сама ее заберу, ты что, не слышишь, что ли?! Ты что, черт возьми, не понимаешь — ты должна оставить нас в покое! Я сама тебе позвоню, — она сбросила звонок и сунула телефон в карман.
Пломба на двери в кабинет Хелланда была снята, и Анна, проходя мимо, увидела, как полицейские из технического отдела ходят по кабинету. Она замедлила шаг. На них были мягкие белые костюмы, они тихо переговаривались. В коридоре сильно наследили, и Анне вдруг очень захотелось подслушать у двери. Почему технический отдел снова здесь шастает? Зайдя в свой кабинет, она увидела, что системного блока от компьютера Йоханнеса нет на месте. Сверху на одной из стопок с книгами Йоханнеса лежало официальное уведомление о том, что системный блок изъят полицией. Анна достала свой телефон.
«Полиция стащила твой компьютер», — написала она.
Никакого ответа.
Сесилье тоже молчала.
В двенадцать часов Анна пошла в столовую, купила два бутерброда и два пакетика сока и отправилась в музей. Поднялась на четвертый этаж и открыла дверь в Зал позвоночных серебряным ключом. Горел верхний свет, Анна нашла Тюбьерга за письменным столом в окружении разных справочников и коробок с костями: он записывал что-то в разлинованный блокнот. Тюбьерг испуганно поднял глаза.
— А, это вы, — сказал он с облегчением.
— Тюбьерг, я знаю, что вы здесь ночевали, — сказала она.
Тюбьерг рассматривал свои руки, Анна заметила, что у него дергается мышца возле переносицы. Она положила рядом с ним бутерброд.
— Почему вы не ночуете дома? — спросила Анна, чувствуя нарастающее нетерпение.
Тюбьерг посмотрел на нее неуверенно.
— Анна, — сказал он наконец. — Обещайте, что вы никому не расскажете. Дайте слово!
— Никому не расскажу что?
— Последние восемь месяцев я живу в своем кабинете, — признался он. — Чтобы сэкономить деньги. Поездки на раскопки… все уходит на них. Я больше не мог платить за квартиру. До сих пор никто об этом не знал. Несколько последних ночей я спал здесь. Это мне? — Он осторожно потянулся к бутерброду.
— Да, — Анна протянула ему пакетик с соком и ошеломленно наблюдала за тем, как Тюбьерг разворачивает бутерброд и набрасывается на него.
— Вы прячетесь от Фримана, правда? — спросила она.
Тюбьерг жевал и никак не реагировал. Анна вдруг почувствовала, что все это для нее слишком. Она сняла крышку с одной из коробок с костями, лежавшей на письменном столе перед Тюбьергом, вытянула оттуда кость и ударила ею по столу перед носом своего руководителя.
— Вот это вот, — сказала она, — это передняя конечность птицы. Она оснащена полулунной костью, которая сочленена с двумя первыми пястными костями в запястье у всех без исключения манирапторов, то есть у всех птиц, как древних, так и современных. Это гомологическая черта, которая подчеркивает близкое родство древних птиц с современными. Фриман считает иначе. Он считает, что у динозавров в пясти, может быть, было что-то, что на первый взгляд можно перепутать с полулунной костью, но что у этих двух костных элементов нет ничего общего, кроме простой похожести, и что эта кажущаяся схожесть ничего не значит в отношении родства, — Анна пихнула переднюю конечность дальше по столу и снова полезла в коробку.
— А вот это… — сказала она.
— Стоп, — попросил Тюбьерг.
— …лобковая кость, — проигнорировала его Анна. — Мы-то с вами прекрасно знаем, что и тероподы, и археоптерикс, и пара энанциорнисов из раннего мелового периода имели дистальное утолщение на лобковой кости, еще одна гомологическая черта. Фриман, естественно, это отрицает. Затем следует наше несогласие о положении лобковой кости. Наше несогласие о перьях, о филогенетическом методе, о стратиграфическом разрыве, о восходящем положении таранной кости, обо всем, — Анна посмотрела на Тюбьерга. — Вот поэтому он приехал в Данию, Тюбьерг. Чтобы победить в споре, в котором он никогда не победит, а не для того, чтобы убить Хелланда, вас, меня или мою дочь.