— «Сара Белла и Йенс, август 1978 года», — вслух прочитала Карен. — Я так и не поняла, кто все-таки такая Сара?
— Это не у меня надо спрашивать.
Анна наконец-то отогнула все зажимы и сунула нож между картоном и фотографией.
— Жутко как-то, — задумчиво сказала Карен. — Может, у тебя была какая-то сестра-близнец, которая умерла? — Анна на мгновение даже перестала возиться с рамкой. Это ей раньше не приходило в голову. Она начала быстро размышлять вслух.
— Это вот, — она выдержала паузу, указывая ножом на фотографию от Уллы Бодельсен, — это я. Если вот это я, — теперь она указала на фотографию, которую пыталась достать из рамки, — тогда и это тоже я. Они совершенно одинаковые.
— Однояйцевые близнецы, — драматично прошептала Карен.
— Да ну, Карен, это ерунда. Зачем бы моим родителям понадобилось скрывать, что у меня была умершая сестра-близнец? Да и ничто этого не подтверждает. Та патронажная сестра, у которой я была сегодня, Улла, она ни слова не сказала о близнецах, — Анне наконец-то удалось приподнять картон. Под картоном показался пожелтевший оборот фотографии, на котором чьей-то рукой было написано:
«Анна Белла с мамой и папой. Июль 1979 года».
Анна положила две фотографии рядом на журнальном столике. Они с Карен, выпрямившись, сидел бок о бок и разглядывали их.
— Это один и тот же ребенок, — сказала Карен. — Но в августе ее зовут Сара, а в июле следующего года — Анна. Хм, странно.
Они долго молчали, думая каждая о своем. Анна чувствовала какой-то азарт и стремление во всем разобраться. Она была не одна, с ней была Карен.
— Зачем кому-то менять ребенку имя? Вот так вот вдруг? — спросила она у Карен.
— Почему бы тебе просто не спросить у Йенса и Сесилье? — предложила Карен.
— Да, — ответила Анна. — Я тоже об этом думала. Но давай попробуем поиграть в детективов. Я хочу подготовиться к разговору.
— Ладно, — сказала Карен, соглашаясь на игру. — Обычно имя отмечает начало жизни, так? Тебе дают имя, с которым ты проходишь через всю свою жизнь. Ты сохраняешь это имя — если только тебе не придет в голову сходить к нумерологу, который пообещает, что ты сорвешь джек-пот в лотерее, если сменишь имя на Сольвай или что-то в этом роде.
Анна натянуто улыбнулась.
— Так что имя отмечает начало жизни, — медленно повторила она. — Сесилье была больна. У нее были проблемы со спиной.
— Хммм, — сказала Карен, — да, я что-то такое припоминаю. Моя мама всегда говорила, что ты именно потому так сильно привязана к Йенсу, что он тебя повсюду за собой таскал в тот первый год.
— Ну, можно сказать, что он был настоящим одиноким отцом, — сказала Анна. — Сесилье часто лежала в больницах. Мне сейчас кажется, что он прекрасно со всем справлялся, — добавила она.
— Черт, ты бы видела моего отца, — рассмеялась Карен. — Он настаивал на том, чтобы самому меня кормить! Надевал на спину пакет, от которого шел тонкий резиновый шланг, и этот шланг они скотчем закрепляли у него на груди. Мама считала, что так и должно быть, что тут такого. Я чуть не умерла, когда они мне об этом рассказали. Это просто чудо, что я выросла не сумасшедшей.
— Да уж, это действительно чудо, — сказала Анна смеясь.
Вскоре они легли спать.
Проснувшись утром, Анна не сразу поняла, где находится, и озадаченно села в кровати. Была суббота, начало одиннадцатого, и она сидела у себя в спальне. Она не помнила, когда в последний раз спала до начала одиннадцатого. Услышав приглушенный смех, она встала и вышла в кухню. Дверь в комнату Лили была открыта, Лили и Карен сидели на полу и рисовали. Они заклеили почти весь пол бумагой и теперь рисовали дома и улицы, на которые смотрят сверху. Лили как раз начинала обставлять один из домов кукольной мебелью и медвежатами. Батарея была включена на полную мощность, пахло гренками.
— Доброе утро, — сказала Анна.
— Мама, — крикнула Лили, отбросила все, что держала в руках, и кинулась ее обнимать. Анна подняла дочку на руки и села на кухонный стул. Лили была теплой и мягкой, в одной ночной рубашке.
— Ну что, ты выспалась? — спросила Карен. Анна кивнула.
— Крутое афро, — сказала она, посылая Карен оценивающий взгляд. Волосы Карен по утрам вились еще сильнее, если это только возможно. Они расхохотались.
— Вы чего смеетесь? — неуверенно спросила Лили.
— Над волосами тети Карен, — ответила Анна.
— У тети Кара на голове лев, да, мама? — Карен и Анна рассмеялись еще громче. Запах с кухни манил, Анне захотелось съесть тост. С толстым слоем масла и сыром. Все было точно как в старые времена. Карен и Анна катятся по склону горы в высокой непричесанной траве, в солнечном свете, катятся, катятся и смеются. И им все по плечу, и нет ничего, с чем они бы не справились. Коровьи лепешки, по которым они катятся, вращающийся мир, голод, жажда, все. Лишь бы они были вместе.
Карен сидела за столом, пока Анна завтракала, Лили продолжала играть в своей комнате. Карен сделала кофе, он получился божественным.
— Что там, за этой дверью? — спросила вдруг Карен, указывая за плечо Анны. Анна прожевала то, что было у нее во рту, обернулась и удивленно посмотрела на дверь в комнату Томаса, как будто видела ее впервые. Потом покосилась на Лили, которая была поглощена игрой.
— Когда мы жили с Томасом, это была его комната. Я забила дверь, когда он переехал. Нам не нужно так много места, — она криво улыбнулась.
— И что там сейчас? — спросила Карен.
— Ничего, — ответила Анна, откусывая от бутерброда.
— Ага, — сказала Карен. Они посидели молча. Вдруг Карен вспомнила, что звонил Йенс.