Перо динозавра - Страница 119

119

Йенс приподнял бровь.

— Мне было восемнадцать, когда я познакомился с Сесилье, — сказал он. — Ей было двадцать пять. Я жил тогда еще вместе с родителями, в их квартире, — он криво усмехнулся. — Сесилье взяла меня штурмом. На семь лет старше, взрослая и… настоящая женщина. Я восхищался ею, она была красивая и состоявшаяся. Она уже окончила педагогический институт и как раз купила свою первую квартиру к тому времени, как мы начали встречаться. Сесилье всегда была сильнее меня.

— Уж по крайней мере более властной, — перебила Анна.

— Называй это как хочешь. Я всегда был тихим и почти невидным. Тем, кто ничего толком не говорит, но всегда рядом. А Сесилье была зрелой. Она определяла повестку дня. Роли были распределены, и нас обоих это устраивало. Сесилье брала слово на политических встречах и говорила ясно и дальновидно. Я писал репортажи о них, но сам никогда не выступал. Многие наверняка удивлялись, что она во мне нашла. Но мы дополняли друг друга. Сесилье была пробивная, громкая, выдающаяся. Я был терпимым, гибким и боготворил ее. Поэтому же мы и развелись. Потому что в каком-то отношении это не работало. Сесилье, черт побери, нужен был отпор. Я старался, но не мог дать ей того, чего она хотела. И все-таки мы так никогда по-настоящему и не разошлись. Мы любим друг друга, Анна. До сих пор. А тогда… тогда она попросила меня молчать о том, что произошло. Она хотела об этом забыть. Она хотела начать все заново, с чистого листа. Она не понимала, зачем продолжать рыться в том, что для общего блага — и особенно для тебя — лучше забыть. Конечно, в душе я всегда знал, что ложь будет иметь последствия. Но она убедила меня, что так будет лучше. Когда ты стала подростком, ты начала вдруг очень злиться на нас. Мы много об этом говорили — что ты, может быть, все-таки знаешь, что произошло, и это на невербальном уровне затронуло твои самые ранние чувства. Сесилье советовалась со специалистами и получила множество противоречивой информации, которая только сбила нас с толку. Среди всего этого в нашей жизни появился Трольс. Трольс… он ведь на самом деле… — Йенс запнулся, молча качая головой. Потом сказал: — Мы же знали, что мы тебя любим. Мы же знали, что мы все исправили, воздали за нанесенный вред сполна, насколько это вообще возможно, и да, пусть ты была сердитым подростком — но ты была прекрасной девочкой. Ясной и живой. Мы считали, что Трольсу наша помощь нужнее. Особенно Сесилье бросилась ему помогать. Порой она даже слишком усердствовала, и я боялся, что ты начнешь ревновать. К счастью, он тебе самой нравился. «Это мальчик, у которого никогда ничего не было», — сказала как-то вечером Сесилье. Я не очень понимаю, каким именно образом это имело отношение к тебе, но тем не менее. Логика была в том, что… — он отвернулся и посмотрел в сторону, — что другим еще хуже.

Анна раздраженно пошевелила ногой.

— Папа, — тихо сказала Анна. — Ты когда-нибудь спрашивал Сесилье о тех двух месяцах? Тех, когда я теряла в весе и стала вялой и апатичной?

Она нарочно повернула нож в ране. Йенс долго смотрел на нее. Он поерзал в своем кожаном кресле, где-то на кухне запищал термос. Йенс вздохнул.

— Нет, — ответил он наконец. — Я никогда ее об этом не спрашивал.

Он откинулся обратно на спинку кресла, как поверженный король, Анна видела по нему, что он готов к худшему. Но она не собиралась нападать на него.

— Ну и ладно, — сказала она. — Но я сама у нее спрошу.

Йенс несчастным взглядом посмотрел на дочь, но ничего не сказал.

— Всю мою жизнь мы с тобой заботились о маме, — продолжила Анна. — Мама болеет, она же такая хрупкая. Не кричи так громко, нет, не говори этого маме, а то она расстроится. Ты ее защищал, потому что думал, что так будет лучше. Я это прекрасно знаю, — Анна перегнулась через столик и проникновенно посмотрела ему в глаза: — Но это называется словом «дерьмо», Йенс Нор, — сказала она. — И теперь этому конец.

Анна взглянула на часы. Лекция Фримана начнется через полчаса, ей пора идти. Они поднялись и пошли к входной двери. Анна взялась за дверную ручку, потом вернулась и прижала отца к себе.

— Ты старый дурак, — сказала она. — Вот же ты старый дурак.

Йенс положил голову ей на плечо и позволил себя обнять. Он по-прежнему ничего не говорил. Только когда она прошла уже часть внешней галереи, он вдруг крикнул ей вслед:

— Да, кстати, Анна, — он вышел за ней и поежился на холоде. — Я отвлекся и забыл тебе рассказать… о Трольсе. Он заходил ко мне на днях. В среду вечером.

Анна остановилась на лестнице, посмотрела на Йенса и поднялась обратно на две ступеньки. Что-то в ней замерзло в лед.

— Сюда?

— Да. Я заснул перед телевизором, и вдруг меня разбудил стук в дверь. На пороге стоял Трольс. Я его поначалу не узнал! Мы попытались подсчитать, сколько же мы не виделись. Получилось десять лет. Я сделал ему чаю, он был замерзший как собака. Сказал, что был в студенческом клубе и решил зайти ко мне по дороге домой. Он сказал, что и раньше пару раз заходил, но меня не застал. Он, кажется, и тебя пытался застать как-то? Интересно, что у него получится с Академией художеств, он ведь снова собирается поступать. Я всегда вообще не очень-то доверял всей этой модельной чепухе. И Карен. Трольс сказал, что она уже поступила. Это же прекрасно, правда? Ты знала? Я так рад, что вы снова начали видеться, — Йенс вдруг повеселел, но тут заметил выражение лица Анны. — Что-то не так?

— Да нет, просто странно, — неуверенно сказала Анна. — Потому что я его встретила вчера. На улице. И он ничего не сказал о том, что пытался меня застать.

119